Наш блогер Мария ДЕВЯТКИНА в прошлых постах рассказывала, как, начиная с первого класса, они с сыном пытались решить проблемы с письмом: были и прописи, и логопеды, и выстраивание режима без гаджетов и с прогулками, и много чего еще. И вот к концу четвертого класса в тетради у школьника появились разборчивые буквы. Что же в итоге помогло?
В августе, перед четвертым классом, я перечитывала назначения неврологов и нейропсихологов. У двух из них (самых толковых и доказательных, как я сейчас понимаю) в назначениях были такие слова: «мозжечковая стимуляция», «интерактивный метроном», «БАК», «Томатис-терапия», «Тимокко». Всё это было погребено в ворохе других рекомендаций, о которых я писала ранее, никак не раскрывалось и не объяснялось. Эти термины мне ни о чем не говорили. Но звучало всё это как нечто сложное и дорогое. Специалисты, выдавая эти рекомендации, не потрудились мне их разъяснить — все всегда в устном разговоре упирают на «исключить гаджеты» и «соблюдать режим». Но поскольку к окончанию третьего класса мы перепробовали вообще всё, я решила загуглить эти непонятные выражения.
К тому моменту я поняла следующее: письмо — это квинтэссенция, вершина всех контрольных функций в мозгу ребенка, которые по большей части располагаются в лобных долях. Вот только некоторые из них:
крупная моторика всего тела (удержание сидячего положения),
координация глаз-рука и глаз-кисть,
глазомер,
ориентация в пространстве,
удержание ритма,
распознавание звука в речи,
соотнесение звука с буквой,
мелкая моторика (контроль над ручкой),
соблюдение инструкции.
Мы пытались тренировать навыки, которые являются результатом этих функций. Прописи, например, тренируют только навык контроля над ручкой — это результат развития мелкой моторики. Нейрокоррекция вроде бы подступается к другим функциям, но объемы этой работы недостаточны. Ребенок ходит на занятия 3 раза в неделю, на каждом занятии делает 5–7 упражнений на развитие разных функций. Вот и получается, что на каждую функцию у нас около 10 минут в неделю. Этого недостаточно для образования новых нейронных связей. С этой точки зрения нейропсихолог с видом эксперта добавляет чашку воды в озеро. Поэтому в нашем случае посещения нейропсихологов и дефектологов результата не дали.
Зато озвученные в рекомендациях методики вроде как прокачивают конкретную функцию мозга в объемах, достаточных для образования новых нейронных связей. Я решила пробовать. В нашем городе был центр, где эти технологии были представлены в одном месте. Для начала нам рекомендовали мозжечковую стимуляцию и интерактивный метроном.
Мозжечковая стимуляция — комплекс упражнений на координацию, баланс, крупную моторику, умение соблюдать инструкцию, внимание. Я не всё видела, но в общих чертах это выглядело так: сначала просто кидали и передавали мячики разными хитрыми способами по заданию инструктора, потом передавали мячики, стоя на балансире, потом к этому добавлялась еще когнитивная нагрузка — устное решение задачек и примеров.
Ребенку нравилось. Но по большому счету это выглядело как компенсация спортивной секции скалолазания, в которую сын не попадал последние два года, так как всё его свободное время уходило на скандалы вокруг домашки, врачей и репетиторов. В неделю надо было ходить на 4 занятия. Курс длится 10 недель.
Интерактивный метроном начинался с входного тестирования — ребенку к руке и к ноге прикрепляют датчик, в наушнике идут сигналы метронома — нужно стучать рукой или ногой, попадая в ритм, синхронизироваться с ним. Тесты показали, что сын попадает в ритм всего в 2% случаев, а скорость сигнала от мозга до руки у него в десяток раз ниже, чем положено по возрастной норме. Помните, я жаловалась, что он не может на качелях качаться, песен не поет и танцев не танцует? Так вот это оно. На курсе метронома тоже были разные задания от инструктора — так и эдак стучать в такт рукой и ногой, иногда двумя руками и/или ногами. Этот курс давался труднее — ребенок ныл и ругался, но делал. Отходить надо было 20 часов.
Наверное, такой курс можно было бы заменить музыкальной школой, но ведь в музыкальную школу еще попасть надо, а без чувства ритма сделать это сложно. Казалось бы, нет прямой связи между письмом и ритмом или письмом и балансом. Но когда начался учебный год, ребенок (о чудо!) взял и сам сделал уроки! Быстро, за полчаса. Просто пошел и написал всё, что было нужно. Я даже немного обалдела от такого счастья. Стало видно, что писать ему теперь легче. Делал он это по-прежнему безграмотно и коряво, но он хотя бы перестал рыдать над каждой строчкой и начал делать уроки сам! После всего лишь одного напоминания. Из состояния перманентной паники я перешла в состояние легкой тревоги. А у сына появилось время на отдых, спортивную секцию и дополнительные занятия по интересам.
Еще нам очень повезло, что в класс опять пришла новая учительница. Молодая, позитивная, не выгоревшая и не обиженная на всех и вся женщина. Раньше у сына был «сильный, но строгий педагог», чьи методы — это команды, угрозы и снижение отметок за помарки и лишние клеточки. Новая учительница перестала снижать оценки за оформление по математике, сообщив, что главное — это понимание. А по русскому делала скидку детям с ОВЗ — ставила оценку на балл выше, если видела прогресс и старания. Класс воспрял! Дети повеселели и успокоились. Родители перестали обсуждать успокоительные в чате. Мой сын увидел в своих тетрадях по математике и окружающему миру пятерки и понял, что он тоже что-то может.
Зимой мы еще раз повторили курс «Интерактивного метронома» и «Тимокко». Последнее — что-то про глазодвигательную координацию и мелкую моторику. Я уже не так активно вникала во все аспекты, потому что свет в конце тоннеля, кажется, уже показался. И вот после Нового года Дед Мороз услышал мои молитвы! Сын сказал: «Хочу быть хорошистом. Буду писать красиво». И начал писать понятные читаемые русские буквы! Казалось, у него впервые совпали желание и возможность. Нервная система не бунтовала, руки слушались, он старался. Сначала получалось очень медленно, он мог писать «красиво» только домашнюю работу. В классе требовалась скорость выше, и он писал по-старому. Потом стал «красиво» писать и в классе, но быстро уставал. А затем «красиво» стало везде — и дома, и в классе. Строго говоря, это был уровень хорошего второклашки. Но для нас это был мегапрорыв.
Конечно, работы еще предстоит много. Он по-прежнему ходит на занятия по коррекции дисграфии. В течение учебного года с почерком случился небольшой откат (но далеко не на начальный уровень), многое еще зависит от настроения и усталости. Но сегодня сын принес оценки по ВПР. По русскому у него 4. И это оценка, выставленная по общим критериям! Мы наконец-то выбрались на приемлемый для системы уровень.
Я не могу сказать, что из сделанного мной, врачами, репетиторами и школьным педагогом сработало — может, всё, а может, только последние курсы. Может, вообще ничего, просто ребенок вырос. Но если бы я знала всё, что знаю сейчас, я бы начинала с развития когнитивных функций, а не со всего остального. И да, один вывод я точно сделала: гаджеты тут вообще ни при чем.
Mel.fm
