СЕРГЕЙ АШКИНАЗИ: НЕОБХОДИМО ЛИКВИДИРОВАТЬ ОШИБКИ В ОБРАЗОВАНИИ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ

 

Почти год назад министр науки и образования Валерий Фальков заявил о планах ухода России от Болонской двухуровневой системы высшего образования — бакалавриата и магистратуры, а уже 25 мая прошлого года Госдума начала работу по полному выходу из нее. Такое решение поддержали не все, реакция экспертов и специалистов была разной, вплоть до диаметрально противоположной. Одни считают, что таким решением мы лишаем молодежь возможности учиться за рубежом, другие утверждают, что болонская система нивелировала глубину и сущность российского образования…

Но проблема современного образования лежит, конечно же, на большей глубине, и проблемы Болонской системы лишь небольшая часть айсберга российского образования. Действительно ли мы за 1990-е годы разрушили педагогику? Сохранились ли лучшие образовательные традиции? Или же европейские ценности превыше всего? На эту тему мы беседуем с Сергеем Максимовичем АШКИНАЗИ, доктором педагогических наук, профессором кафедры теории и методики неолимпийских видов спорта НГУ им. П.Ф.Лесгафта, Санкт-Петербург, заслуженным работником физической культуры Российской Федерации, полковником запаса.

Корр. Сергей Максимович, Вы в  педагогике уже 45 лет. Какое время, на Ваш взгляд, для педагогов было самое интересное, самое творческое, может быть, самое лёгкое. Ну и какое – самое трудное?

С. М. АШКИНАЗИ.  Для педагога, который любит своё дело, в любых условиях, даже искусственно сложных с точки зрения административных барьеров и множества, может быть, лишних регламентирующих документов, всегда интересен сам педагогический процесс. Другой вопрос, что возникает много проблем, связанных с новыми образовательными стандартами, частым изменением программ, необоснованно большим объемом документации и так далее. Это процесс особенно активно развивался последние лет 20, когда мы стали кардинально менять наши образовательные стандарты, перестраиваться и подстраиваться под двухуровневую систему образования. Тогда и началась эта заорганизованность с заполнением огромного количества бумаг. Был продекларирован так называемый компетентностный подход, который для большинства педагогов был не вполне понятен. Что, мы в советской системе высшего образования не готовили компетентных людей? Ещё как готовили! Была выстроена стройная система подготовки специалистов: что будущий специалист должен знать, что должен уметь, с чем должен ознакомиться. И вот эта трёхуровневая система – знание – умение – навык – она очень технологична с точки зрения проверки. Знание – это теория, умения – это технологические действия, навыки – опыт решения профессиональных задач. Но как только нам продекларировали, что мы формируем компетенции, встал вопрос или даже проблема: а как их проверять? И, по сути, вернулись к прежней системе проверки – опять проверяются знания, умения и навыки. Всё то же самое, но при этом мы формируем достаточно абстрактные компетенции. Ну что такое компетенции? Компетенции – это знания, которые могут быть использованы и эффективно применены на практике. Это знания в действии. А что, разве ранее этого не было? Всё было! Что, выпускники советской системы образования не были компетентными специалистами? Были. Еще как были! И запуск космических кораблей осуществляли, и открытия мировых масштабов совершали, и инновации были во всех отраслях науки и техники – всё это было! Но новомодное название привело к тому, что стали безумно плодиться всевозможные программы, появились нагромождения и горы документации, бумаг… Стало сложно, появилось много формально-административной  работы.

 Ещё одна проблема – это система проверки. Наша система проверки – четырёхбалльная, от двойки до пятёрки, и она понятная, она технологична. Все знают, что такое двойка, что такое пятёрка, и между ними тройка и четвёрка. А нынешняя балльная система оценивания в текущем контроле студентов – 10 баллов, 13 баллов ну и так далее – на мой взгляд, она не технологична и надумана.  Возвращение к нашей технологической пятибалльной (четырехбалльной) системе, мне кажется, вполне назрело. Мы к этому готовы, и это было  бы правильным решением проблемы.

Теперь о ЕГЭ. Я выражу собственное мнение. Мы опираемся на традиции и одновременно на лучший опыт других стран и систем образования. В ЕГЭ есть очень рациональные вещи. Но мы, как всегда доходим, до крайности. Для точных наук – это абсолютно нормально. Я сам практически через это прошёл, когда, будучи выпускником средней школы небольшого города в Казахстане после школы в далеком 1973 году сдавал вступительные экзамены в Ленинграде в Военную инженерно-космическую академию имени А. Ф. Можайского. Был письменный экзамен по математике, и подход был частично, как в современном ЕГЭ: письменный экзамен – задачи с альтернативными ответами и задачи в «чистом виде». Я написал на «пятёрку» и поступил с первого экзамена.

В точных  и естественных науках такой подход оправдан. А вот в гуманитарных науках это категорически нельзя делать! Гуманитарий должен уметь говорить, писать, творчески мыслить и интерпретировать, а не вспоминать лихорадочно, как зовут лошадь Алексея Вронского. Ведь действительно довели до абсурда! И это нужно исправлять. Отказываться полностью от ЕГЭ, я считаю, тоже неверно. Его нужно модернизировать и дать возможность ребятам с периферии за счет своих знаний поступить в престижные вузы. К тому же ЕГЭ минимизирует коррупцию.

Нельзя было бросаться в крайности, пытаясь всё загнать в прокрустово ложе ЕГЭ. Сейчас созданы предпосылки  для оздоровления системы. И документальная лавина отчетности  тоже должна быть существенно изменена и реальна  сокращена.

Тем ни менее педагоги были, есть и будут всегда оптимистами. Ведь в педагогике остаются только те, кто предан своей профессии. Это наша потребность и наша жизнь!

Корр. В своё время из образовательного процесса было удалено воспитание. Оправдано ли это было?

С. М. АШКИНАЗИ. Это было грубейшей ошибкой, нарушением принципов и традиций российской педагогики, в соответствии с которыми обучение, образование и воспитание – это неразрывно и гармонично связанные процессы. К сожалению, начиная с 90-х годов прошлого века,  в нашей системе образования было  сделано очень много того, что можно назвать диверсией. Диверсией против молодого поколения, против нашей идеологии, здоровья, психики. Против нашего мировоззрения. Против нашей страны. И учитель, преподаватель  остался один на один с необходимостью выправлять всё то, что лилось потоком из каждого «утюга». Это беда была страшная.

И тому, что мы всё-таки сохранились, мы обязаны педагогам старшего поколения. Тем, кто прошли военную школу, либо были воспитаны теми, кто прошёл военную школу. У моего поколения практически все преподаватели были фронтовики.  В 1970-1980 годах в Академии имени А. Ф. Можайского 60-70 процентов преподавателей были фронтовиками. В Военном институте физической культуры, где я учился с 1982 по1986 год, тоже было много фронтовиков, либо тех, кто пережил войну. И общение с ними, и учеба у них были во многом передачей настоящих патриотических, мировоззренческих ценностей. Думаю, что во многом благодаря этому в страшные 1990-е мы, воспитанные ими, сумели сохранить настоящие традиции российской высшей военной школы.

Корр. Когда началась так называемая «перестройка», в гуманитарных вузах начался самый настоящий бум. Вводились в программу Пастернак, Бродский, Солженицын. И не всегда оправданно, как потом оказалось, придавали большое значение литературным произведениям, исключённым из литературы советского периода.  А как было в спорте в «перестройку»?

АШКИНАЗИ. К счастью, спорт более консервативен. Спорт – это воспитание человека для проявления себя, своих возможностей по максимуму, на высший результат. А здесь закономерности: анатомические, физиологические, биологические, психологические, закономерности онтогенеза, закономерности спортивной тренировки, которые не зависят от идеологии.  Они были и они неизменны. Перемены есть: появляются какие-то новые технологии, что-то остаётся, что-то отсеивается, но в целом мы более консервативны.  Менялись методики в зависимости от изменений технических и технологических. Например, в спортивной гимнастике появились модернизированные спортивные снаряды, позволяющие выполнять значительно более сложные технические элементы. Так, в вольных упражнениях появились пружинящие ковры, и сейчас ковёр – это сложная инженерная конструкция. Равно как и все остальные гимнастические снаряды. За счет этого не только изменяется сложность упражнений, но  и меняется  методика тренировки. Аналогично и в легкой атлетике.  Покрытие на стадионе – это тоже достаточно сложная конструкция. Появляются новые материалы, новые технологии, это и позволяет спорту двигаться дальше. Пусть результаты растут не так быстро, не намного, но каждая доля секунды в спорте значит очень много. Конечно, за этими достижениями – кровь и пот спортсмена, но в том числе и технологические изменения в экипировке, в снаряжении, в снарядах. И, конечно же, сбалансированное, специфическое и персонифицированное питание и фармакологическое сопровождение.

Корр. Сергей Максимович, Вы преподаёте много лет. Как  изменился за это время студент?

С. М. АШКИНАЗИ. Вопрос и сложный, и простой одновременно. Да, изменился. Ругать современную молодежь – самое лёгкое дело. Да, они поменялись, они несколько иные, чем мы. Но мне они очень нравятся! Ворчать и брюзжать на них неправильно. Они многого добиваются для своего времени. Однако есть и то, что я в них не могу принять и за что постоянно их ругаю – это резко проявившееся в последнее время снижение уровня грамотности. Мне просто режет глаза в большинстве своем спокойное отношение к ошибкам, к пунктуации. Ведь они часто пишут вообще без знаков препинания!  Но я понимаю, что их такими сделали! К сожалению, ушла в прошлое мелкая моторика, которая в наше время была в младших классах очень важной составляющей учебного процесса. У нас был предмет чистописание, и во многих школах даже специально писали перьевой ручкой. Это очень важно, это мелкая моторика, компоненты которой очень тесно связаны с важнейшими процессами работы головного мозга.  И я не удивлюсь, когда узнаю, что скоро в некоторых суперэлитных гимназиях начнут преподавать чистописание и каллиграфию.  А кнопочная технология обучения приведёт к тому, что многие компоненты и воспитания, и образования могут утратиться. Уйдет то, что очень важно для человека!

Вот эта безграмотность резко бросается последнее время в глаза. Я это ощутил с появлением доступности интернет – технологий. Лет 20 тому назад массово стали внедряться в образовательный процесс компьютеры и сети. Да, интернет облегчил процесс получения информации. Но это привело, в том числе, и к тому, что изменился процесс осмысления. Возможность быстро получить информацию и быстро сформировать файл негативно повлияла на мыслительные процессы, на память.

Я вспоминаю, как в 1980-х писал кандидатскую диссертацию. Просиживая в библиотеках, конспектируя. И  до сих пор у меня хранятся карточки: каждый источник, основные мысли, нужные цитаты и ссылки. Такой процесс медленной работы с источником информации очень важен! Когда ты слушаешь и читаешь, при этом записываешь, идёт  переход внешних форм взаимодействия во внутренние функции психики, так называемая интериоризация, т. е., запоминание и осмысление информации. А как только ты получил из Интернета информацию,  вставил в создаваемый или формируемый файл, ты уже ищешь другое, а интериоризировать полученную информацию не все успевают. Да, остались ребята, которые к этому относятся более внимательно, возможно, даже владеют технологиями запоминания и интеграции информации, но многие это не делают. Нельзя «прыгать» от файла к файлу, чтобы просто скомпоновать ответ или задание, а нужно  интериоризировать, понять требуемую информацию, «пропустить через себя».

Я вижу, как мои студенты работают. Основная масса в меньшей степени успевает переработать учебную информацию на занятии. Конспекты пишут не все, лекции часто записывают на диктофон.

К сожалению,  у них нет навыков конспектирования. Им не привили!  Я благодарен  своим учителям, которые в старших классах школы говорили нам: в вузах вам никто диктовать не будет, быстренько записываем, учитесь конспектировать, сокращать слова, использовать знаки. И мы учились! Многие вырабатывали собственные значки для сокращения, осваивали основы стенографии. Ведь такая кодировка тоже имеет большое значение для систематизации информации. Сейчас, к сожалению, этого практически нет.

 Тем не менее это поколение мне нравится! Они очень любознательные. По крайне мере, магистры и аспиранты. Они уже на более высоком уровне понимания и целеполагания. У бакалавров хуже, не секрет, что сейчас некоторые идут просто за дипломом. Но с магистрами и аспирантами очень приятно работать. Они более мобильны, чем студенты более ранних поколений, быстрее реагируют на задания по поиску информации. Дальше – интеграция, когда из многообразия информации нужно сложить нечто цельное. Они уже другие в этом плане. А в остальном, можно сказать, такие же, как студенты во все времена.

Корр. Люди более старшего поколения часто порицают молодых за то, что они сильно материально замотивированы, а студенты так и вовсе предпочитают учёбе заработок.

С. М. АШКИНАЗИ. Это случается, но не так уж и страшно. Тут не стоит забывать, что у нас, преподавателей,  ещё во многом социалистическое мышление – на первом плане общественное и потом уже личное. А они выросли в другой системе координат. В СССР можно было прожить на минимум средств, даже на стипендии. Сейчас – нет. Поэтому многие студенты действительно вынуждены зарабатывать.

У аспирантов ещё больше материальных проблем из-за оскорбительно мизерных стипендий. Это вообще похоже на диверсию. Аспиранты – это уже взрослые люди, которые через какое-то время станут элитой нашего образования, нашей науки. А они сейчас вынуждены (в абсолютном большинстве) работать, чтобы прокормиться, и работать на стороне. Не созданы материальные условия, чтобы они могли погружаться в науку и спокойно учиться, проводить научные исследования. Смешные стипендии в 3 тысячи 728 рублей, а по перспективным направлениям – 8 тысяч 949 рублей в месяц – что это такое??? А ведь у многих из них есть свои семьи!  О проблеме недопустимо низких стипендий аспирантов много говорят, но пока «воз и ныне там». В СССР аспирант получал 90 рублей. На эти деньги в то время не пошикуешь, но можно было скромно жить, а если аспиранта оформляли ассистентом на кафедре, то он получал 110-120 рублей. Это уже позволяло целенаправленно заниматься наукой.

Но вернёмся к студентам. Несмотря ни на что у них масса положительных качеств. Меня, например, радует, что при всех сложностях современности они в абсолютном большинстве патриоты. И это несмотря на то, что им в головы закладывались иные ценности, опасные вещи, которые лично я считаю диверсией в информационном поле. Однако в целом та ценностная матрица, которая есть у нас в стране, она рано или поздно заставляет всё-таки задуматься, что такое Родина, Россия, что такое моя семья, кто такой Я и что Я могу сделать для своей страны. Поэтому очень важно сейчас привить им способность иметь некий внутренний фильтр для той информации, которая идёт потоком по различным интернет-каналам, и осознанно видеть и фильтровать события с той точки зрения, что не все у нас друзья. И что часть стран, которыми они восхищались или восхищаются, к сожалению,  уже занимают совершенно враждебную позицию по отношению к нам. А раньше эти страны были для молодёжи чем-то вроде истины в последней инстанции по системе ценностей – «как надо жить». И это переосмысление у нас сейчас идет. Уверен, очень важно, чтобы педагоги, читая любые предметы, могли бы просто и доступно говорить о тех ценностях, которые являются системообразующими для каждого человека, для каждого патриота. Причем, говорить не менторским тоном, не высокопарными словами. Здесь нужно соблюсти очень тонкую грань, чтобы не случилось того, что случилось с идеологией в последние десятилетия в СССР. Что греха таить, политинформации времён СССР достаточно часто проводились формально и порой вызывали раздражение – они проводились «для галочки».  

А потом начался этап, когда появились очень негативные явления в Коммунистической партии и в стране, и нам, педагогам, было очень сложно объяснять очевидные вещи, очевидные провалы.

Лично мне достаточно легко с ребятами говорить. Когда началась  СВО, я почувствовал их напряжённость, их непонимание. Я помню, что практически сразу после 24 февраля, увидев это, прервал занятие и сказал: «Вы хотите меня спросить? Спрашивайте». И они начинали мне задавать вопросы, которые забрасывались из интернета и лились на них «оттуда». И мне приходилось с ними спокойно говорить о главном. Я говорил: вот моя позиция, хотите – воспринимайте, хотите – нет, но вы просто послушайте. Я рассказал, что я из семьи фронтовиков, которые пережили ужасы нацизма. И то, что многие студенты, к сожалению, не увидели или им в чужеродном информационном поле не давали видеть. Приходилось объяснять,  к чему приведёт распространение этой раковой опухоли нацизма, если её не остановить. А это, пожалуй, центральная тема.

Я ребятам сказал: для меня как для офицера есть один критерий, который ставит всё на свои места. Если в любой армии мира появляется официальное подразделение, солдаты которого носят фашистскую символику, которые зигуют, используя известный жест, то это всё! Это раковая опухоль, которая достаточно быстро «сожрёт» армию, а армия «сожрёт» потом страну. И если это есть – это диагноз действующей армии. Пример Германии предельно ясно всё показывает. Ну кто в 1933 году мог подумать, что какой-то ефрейтор приведёт мир к катастрофе? Развился какой-то массовый психоз, когда вроде бы цивилизованная нация в своем абсолютном большинстве приняла человеконенавистническую идеологию! Этот кошмарный исторический урок никогда не должен быть забыт. А сейчас нашими заклятыми «партнерами» делается очень многое, чтобы и это забыть, и перевернуть все вверх ногами.

К сожалению, мы должны признать, что в свое время, в 90-е и нулевые годы мы проиграли тот этап идеологической войны, а потом действовавшее в то время руководство на волне братания с Западом вдруг записало, что официальной, государственной  идеологии не будет!

В статье 13 Конституции РФ написано: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной».

Большинство экспертов сейчас признает, что это было грубой ошибкой, если не сказать –  диверсией.

Мы сейчас уже знаем, кто и по чьим указаниям управлял в 1990-ых нашей страной. Но это МЫ знаем! И честно довести до молодых ребят эту информацию и то, что сейчас выправляются очень многие ошибки, довести так, чтобы они восприняли – это, на мой взгляд, очень важно, и это сейчас задача каждого педагога по любому предмету. Потому что для нашего поколения педагог и воспитатель – это было нечто единое, и мы должны эту традицию продолжать.

Традиция российской педагогики – интеграция обучения и воспитания. В образовательном процессе  всё взаимосвязано. И, в первую очередь, нужно воспитывать личным примером, личной реакцией на то, что происходит. Без этого российской педагогики не существует и не будет существовать. Когда это искусственно попытались разделить – видим, к чему мы пришли. Сейчас нужно ситуацию выправлять и  для этого сложились необходимые условия.

 Корр. Мы это ещё не упустили? Ещё есть время?

С. М. АШКИНАЗИ. Да, конечно. Но будет не просто. Нужно очень внимательно отнестись к педагогическим вузам, ведь именно они готовят новое поколение педагогов, «в руках» которых будет молодое поколение и во многом судьба нашей страны. Принцип воспитывающего обучения должен стать одним из главных. Но это очень тонкая материя, и чрезвычайно важно не уйти в формализм, чтобы потом не было отторжения. Это придёт с опытом, для этого нужны талантливые педагоги.

Корр. Сейчас есть и другая трудность – неуважение к педагогам, особенно со стороны родителей. В вузах это вряд ли проявляется, а вот в школах оборачивается целыми трагедиями. Малейшее недовольство – и родители уже строчат жалобу на педагогов в прокуратуру.

С. В. АШКИНАЗИ.  Думаю, в школе нужно возвращаться в зону ответственности не только педагогов, но и обучаемых, и тогда всё встанет на свои места. Нас приучали, что школа – это наше! Мы мыли полы, дежурили для  поддержания порядка, что-то мастерили для школы на уроках труда, придумывали сами мероприятия. Не хочу идеализировать свое школьное время, ведь все мы прошли период хулиганства, но ответственность за то, что творится в школе, в целом была! И должна быть. Современных родителей тоже нужно образовывать и воспитывать. Потому что многие из нынешних родителей выпали из этих традиций в те самые 1990-е, и у них не всегда есть должное уважение к педагогам. Отсюда и оскорбление, и даже нападения на учителей. Это всё – следствие тех самых педагогических диверсий.

Корр. И всё же мы вернёмся к лучшим традициям?

С. М. АШКИНАЗИ. Образование – это жизненная системообразующая составляющая любой страны!  Я считаю, что российская и советская система образования было лучшей в мире. Да она это и доказала. Я не сторонник того, что вот сейчас на 180 градусов разворачиваемся назад, ведь время другое, появились новые перспективные вещи, и мы должны идти в ногу со временем. Но концептуально нужно во многом возвращаться к осмыслению советского опыта. Не стесняясь говорить, что мы допустили какие-то ошибки, “сели не на ту лошадку” и “не на те лыжи встали”. Ведь если мы не решим проблемы в образовании, как в среднем, так и в высшем, и в среднем специальном, то всей нашей стране и будущим поколениям  будет очень и очень плохо. Давно известно: если хотите разрушить страну, нужно разрушить образование. Немного иначе то же самое говорят на Востоке: «Хочешь победить врага – воспитай его детей». И этим всё сказано!

Беседовала Наталья ИЛЬЮШЕНКОВА